Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и дела - Страница 7

«В ночь на 10 мая, — пишет историк , — пехота поплыла через Дунай в лодках; конница пустилась вплавь. Неприятель открыл пальбу с прибрежной батареи, но войска успели пристать к берегу благополучно. Часть их бросилась на турецкие лодки; другая напала на самый город. Суворов сам повел третий отряд на крепостные укрепления. На дороге нашли заряженную неприятельскую пушку, и выстрел из неё едва не погубил Суворова, так как пушку разорвало; он упал, жестоко контуженный, но тотчас же поднялся, схватил ружье, первый вскочил на турецкий редут, оттолкнул бородатого янычара, приставил к груди его ружье и закричал солдатам: „Бери его!“ Турки бежали из редута почти без боя. Город и флотилия были в руках русских также после слабого сопротивления. Шесть легких турецких орудий было увезено на лодках; восемь тяжелых пушек бросили в Дунай; 10 знамен, 50 лодок и других судов, в числе их многие с товарами, были трофеями первой победы Суворова над турками. Солдатам досталась столь богатая добыча, что после благодарственного молебна горстями сыпали они в церковную кружку червонцы и серебряные деньги».

О своем успехе Суворов сообщал фельдмаршалу кратко:

„Слава Богу, слава нам!
Туртукай взят, и я там!“,

— писал он, сидя на барабане, среди всеобщей суматохи.

Дело под Туртукаем вызвало всеобщее ликование. Но главнокомандующий, раздраженный, впрочем, другими событиями войны, отнесся к Суворову строго. Он лишил его командования и предал военному суду за ослушание. Суд приговорил Суворова к смертной казни. Приговор суда, вместе со стихами героя о взятии Туртукая, препроводили к императрице.

Страдая лихорадкой и мучась от полученной контузии, Суворов поселился в Бухаресте, ожидая окончания своего дела. Ответ императрицы не заставил себя долго ждать. Возвращая приговор суда, Екатерина написала на нем: «Победителя не судят», и в знак своего расположения к герою Туртукая, прислала ему крест св. Георгия 2-ой степени «за храброе и мужественное дело».

Следующими подвигами Суворова в этой войне были победы его над турками при Гирсове и Козлуджи. Гирсово был единственный пункт, остававшийся в руках русских по ту сторону Дуная. Положение его было очень опасно, так как турки решили во что бы то ни стало отнять его у русских и двинули туда значительное войско. Для защиты Гирсова Румянцев назначил Суворова.

Александр Васильевич продолжал еще проживать в Бухаресте, когда пришло к нему новое назначение. К прежним его недугам прибавился еще один: он упал с лестницы и сильно ушибся, вследствие чего ему пришлось пролежать лишних две недели. Наконец, силы его несколько окрепли, и он поспешил к Гирсову. Только теперь, прибыв к месту назначения, он увидал, насколько опасно и почти невыполнимо было порученное ему дело. К Гирсову двигалось одиннадцатитысячное турецкое войско, между тем как в распоряжении Суворова было только 2.500 человек, считая в том числе и несколько сотен казаков. Трудность предстоящего дела, однако, нисколько не смущала героя. Наоборот, он даже был очень доволен, что ему поручали почти всегда самые опасные дела, за которые другие не решались браться.

Битва началась на рассвете. Ночь перед этим Суворов провел без сна, обозревая позицию неприятеля. Рано утром он отдал приказ передним рядам подпустить турок, как можно ближе, отбиваясь от них лишь слегка. Хитрость удалась вполне. Турки, видя, что русские отступают, бешено бросились вперед, но были встречены убийственным пушечным огнем скрытой артиллерии; в то же время две скрытые колонны ударили на них в штыки с флангов.

Удар был рассчитан верно, турки не выдержали, смешались и в беспорядке обратились в бегство. Вся артиллерия их осталась на месте. Русские преследовали бегущих на расстоянии тридцати вёрст. Рассказывают, что Румянцев после этой победы велел во всей армии отслужить благодарственный молебен, а Суворову обявил благодарность «за храбрость и искусство».

Еще более замечательной является победа при селении Козлуджи. Турецкий отряд здесь состоял из сорока тысяч человек. Суворов должен был действовать вместе с Каменским, будучи ему подчинен, как генералу старшему по чину. (Такое распоряжение было явной несправедливостью к Суворову, который был лишь на год позже произведен в генералы). Неприятельские войска были разделены густым лесом. Суворов осмотрел лес и решил действовать самостоятельно, не дожидаясь распоряжений Каменского. Стояла нестерпимая жара, когда отряд Суворова вступил на лесную дорогу, которая была так узка, что с трудом можно было идти по четыре человека в ряд. Солдаты то и дело падали от усталости и жажды. Наконец, вдали показалась обширная поляна, где был расположен турецкий лагерь. Едва только русские показались на поляне, как турки открыли против них огонь. Но это не помешало молодцам Суворова быстро построиться в колонны и сейчас же двинуться вперед. Скоро турецкие батареи были уже в руках русских, которые, овладев пушками, неудержимо двигались к неприятельскому лагерю, где закипела вскоре отчаянная, ужасная битва. Турки стояли до последней возможности, но потом не выдержали дружного натиска суворовцев и обратились в постыдное бегство. День клонился к вечеру, когда Суворов вошел в оставленный турками лагерь и отдал его на грабеж солдатам.

Каменский явился к месту победы только на другой день. Он не стал упрекать Суворова в непослушании, но зато успех победы приписал себе и в таком духе сделал донесение Румянцеву. Нужно ли говорить о том, какую душевную горечь испытывал Суворов, видя явную несправедливость к себе. Он сдал свой отряд и поспешил уехать в Яссы, чтобы продолжать лечение от лихорадки, которая упорно не оставляла его.